“Россия и Запад”, “русский путь” и западные образцы — сама постановка этой проблемы подразумевала для Чаадаева не географические понятия, а два порядка вещей, два мировоззрения. Анализируя особенности исторического пути развития России и находя именно в нем причины отсталости страны, он писал: “Одна из наиболее печальных черт пашей своеобразной цивилизации заключается в том, что мы еще только открываем истины, давно уже ставшие избитыми в других местах . Это происходит от того, что мы никогда не шли об руку с прочими народами; мы не принадлежим . ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций не того, ни другого. Стоя как бы вне времени, мы не затронуты всемирным воспитанием человеческого рода[50]”. И все же отсталость для страны, с точки зрения Чаадаева, не только минус, но имеет ряд преимуществ, главное из которых — возможность избежать социальных конфликтов Запада.
Но если Чаадаев видел в “особом пути России” как позитивные, так и негативные моменты, то славянофилы усматривали в нем исключительно достоинства. Славянофильство в России явилось не только проявлением подъема национального самосознания, но и реакцией на практику западных моделей, использованных декабристами. Вообще же в зарождении в 1830-х гг. двух основных направлений будущего либерального течения — славянофильства и западничества — отразилась его внутренняя противоречивость. “Оба направления,— писал о них И. П. Огарев,— выходили из движения двадцатых годов. Слитые у декабристов — негодование на русскую действительность и любовь к России — раздвоились, одна сторона пошла в отрицание всего русского, другая — в отрицание всего нерусского[51]”. И будущие западники, и славянофилы, объединенные в годы своей юности в кружке II. В. Станкевича, исходили в своих построениях из осознания необходимости перемен в стране. Расхождения начались тогда, когда у одних возникла убежденность в избранности русского народа, обладающего преимуществами российской истории и потому истинными ценностями (община, земщина, православие); другие, наоборот, вслед за Чаадаевым считали, что мы не были затронуты общеевропейским воспитанием, у нас нет традиций и единства, а стало быть, и подлинной истории. Поэтому, полагали они, чтобы выйти из хаоса, необходимо ускорить развитие буржуазных отношений, а за образец правления взять конституционные монархии Западной Европы.
Касаясь отношения русского общества к вопросу о роли Запада в судьбах России, нужно отметить, что в эти годы в либеральной среде возникает своеобразное неприятие буржуазных отношений. Социальные контрасты и противоречия нарождающегося капитализма Запада, так называемые “язвы пролетариатства”, критиковали в своих работах А. С. Пушкин (“Путешествие из Москвы в Петербург”), П. А. Вяземский, В. Ф. Одоевский[52], а также М. А. Фонвизин и Н. А. Бестужев.
М. А. Фонвизин в записках “О крепостном состоянии земледельцев в России” (1842 г.) и “О коммунизме и социализме” (1849 г.), критикуя “необеспеченное состояние пролетариев”, указывал: “Пролетарии — эти жалкие бездомки, по большей части, без религии, без правил нравственности, почти одичавшие . ненавидя настоящий порядок общества, не обеспечивающий ни их настоящее, ни будущее, только и жаждут ниспровержения всего существующего, надеясь в социальном перевороте обрести улучшение своей бедственной участи[53]”. Сходные мысли имеются и в записке Н. А. Бестужева “О свободе торговли и вообще промышленности” (1836г.)[54].
Следует остановиться также еще на одном вопросе, относящемся к этой проблеме. На рубеже 1820— 1830-х гг. для некоторых либералов-конституционалистов при их безусловно отрицательном отношении к деспотизму российский абсолютизм представлялся единственным реальным средством исторического прогресса. Осмысление “14 декабря” привело их к убеждению о невозможности положительного решения важных государственных задач путем революционного действия. А “язвы пролетариатства” и социальные проблемы, возникающие на Западе, противоречили тезису о “благоденствии” конституционных государств. Возможность преобразования страны связывалась теперь с двумя силами — дворянством и правительством, которое в их глазах было “единственным европейцем в России[55]”. Отсюда следовал вывод о необходимости сотрудничества дворянства с просвещенным монархом в целях побуждения его к реформаторской деятельности. Такие взгляды были характерны для П. А. Вяземского[56], М. А. Фонвизина в 1840-е гг[57]., членов кружка “любомудров” (С. П. Шевырев, М. П. Погодин, В. Ф. Одоевский)[58], а также А. С. Пушкина.
15 ноября 1826 г. по заказу А. X. Бенкендорфа А. С. Пушкин составил записку “О народном воспитании”, предназначенную для Николая I, где с просветительских позиций доказывал необходимость этого сотрудничества[59]. Исследователи творчества Пушкина, характеризуя эту страницу его биографии, высказывают различные предположения. Но был ли это перелом в его политическом мировоззрении, связанный с отрицательной реакцией на “14 декабря”, или же поэт остался верен прежним взглядам, но понял необходимость действовать иными средствами, в союзе с правительством,— сказать трудно[60]. Вот что писал по этому поводу наиболее чуткий и проницательный из друзей поэта П. А. Вяземский, который ясно уловил двойственность положения: “Он (Пушкин) любил чистую свободу . Но из этого не следует, чтобы каждый свободолюбивый человек был непременно и готовым революционером. Политические сектаторы двадцатых годов очень это чувствовали . Они не находили в нем готового соумышленника и оставили его в покое[61]”.
Другое по теме:
Основные типы политического лидерства
Одну из первых классификаций политических лидеров предложил М. Вебер. В ее основу он положил тип легитимности власти лидера[3].
Традиционный лидер основывает свою власть на вере в святость традиций и передает ее по наследству. Такой была ...
Политические нормы
Политические ценности и нормы являются важнейшими регулятивами политической деятельности. Нормы (от лат. norma — руководящее начало, правило, образец) в политике означают правила политического поведения, ожидания и стандарты, запреты и ре ...
Плюралистическое государство
Плюралистическая теория государства явно восходит к либеральной традиции. Государство здесь понимается преимущественно как «третейский судья» или «рефери» в обществе. Такое же понимание, кстати сказать, вообще всегда господствовало в англ ...